– Ему надо было уйти раньше? Как думаете?
– Нет. Не надо было. Как произошло? У него закончился контракт, и не было таких результатов, которые привык видеть Григорий Михайлович, – полуфинал Лиги чемпионов. И Валерий Васильевич говорит: «Я буду уходить». Ну, Григорий Михайлович, понимая его состояние, не очень его, прямо вам скажу, уговаривал остаться. Я позвонил Валерию Васильевичу (я еще не был президентом, но уже, в принципе, клубом руководил) и говорю: «Васильевич, давайте встретимся». А у меня уже прошли предварительные переговоры с Михайличенко. Я его позвал и спрашиваю: «Если Васильич уйдет?..» – «Если Васильич уйдет и скажет, я возьму». Надо отдать ему должное…
– Порядочно.
– Но Леше предложил не потому... Мне Васильич тогда говорил: «Ребята подготовлены». При живом Лобановском я вообще не мог бы пригласить тренера извне, поймите.
– Конечно.
– Потому что он бы сказал: «Я душу и сердце в этот клуб вложил, а вы...» Если взять честно, то формально президентом клуба был я, уже когда работал с Лобановским... О Григории Михайловиче я так не говорю. Почему? Потому что он с ним именно как президент с тренером контактировал. Хотя они были в очень близких отношениях. Вы же знаете, что он умеет строить с людьми отношения.
– Конечно.
– Но они были на какой-то дистанции. А я был между... Но какая разница? Если мой брат сегодня пойдет и решит с кем-то вопрос, это все равно, что я решил. Или наоборот. Правильно или нет?
– Конечно.
– И Валерий Васильевич сказал: «Я заканчиваю». Он уже тяжело ходил... Я позвонил ему, приехал к нему домой: «Васильевич, ну вам без футбола никуда. Вы же знаете, как я к вам отношусь. Я вас во всем поддерживаю. Если вы не сможете быть на скамейке, мы будем с вами сидеть на балконе смотреть тренировку. Только одно ваше присутствие. Я вас прошу: останьтесь. Сейчас такой тяжелый момент: ушел Ребров, ушел Шевченко, Каладзе». Он говорит: «Даже не уговаривай. Я остаюсь». Мы построили на полях будки такие… Видели? Я заботился о нем: чтобы когда холодно, он смотрел тренировочный процесс. Почему я так его просил? Потому что даже когда он пришел в первые годы, он не проводил тренировочный процесс. Его проводили Демьяненко, Михайличенко, Михайлов. А он с них спрашивал. То есть они делали набор упражнений, которые Васильевич готовил. Но, например, Луческу в 75 лет проводит тренировку сам полностью. Васильевич сидел, потом он брал статистические данные, смотрел и говорил: «Это сделано хорошо, это сделано плохо». И тот матч в Запорожье...
– Вы были же тогда?
– Я был в Запорожье. Я где-то чувствую даже, может, какую-то вину. Почему? Потому что ошибся Несмачный или Дмитрулин... Я не помню, кого на кого он менял. Оставалось пять минут, и он Демьяненко говорит: «Давай мне Дмитрулина». – «Васильич, так три минуты осталось». Мы вели 4:2, по-моему. Он говорит: «Я сказал давай мне Дмитрулина». Дмитрулина или Несмачного – я не помню. И в этот момент подходит игрок, и мы смотрим – а у него глаза закатились. И я кричу: «Малюта, идите сюда срочно!» Он подошел, его как-то привел в чувство. И тут же махнули «скорой» за воротами. Ему говорят: «Васильич, в «скорую». Он говорит: «Я сам». Он дошел сам до «скорой».
– С инсультом...
– Нет. Мы начали звонить его профессорам тогда… А нам надо было силовым методом везти его в больницу. «Нет», – говорит, – «я прилечу в Киев, поеду в больницу или домой». Ему надо было сделать укол, чтобы вода начала из него выходить. Тогда, может быть, инсульта не было. Он не дал сделать. Он говорит: «Как я буду ехать в самолете? Мне будет тяжело...» И он пролежал... Все равно его повезли в больницу. Там ему стало плохо. Всех академиков, врачей, которых только можно было, мы отправили ему. И в определенный момент была надежда, что, может быть, его вытянут. К сожалению, не удалось. Но это была для меня трагедия, для моей семьи. Смерть моей мамы и Валерия Васильевича – самые большие трагедии в моей жизни. Говорю как оно есть.
– На похоронах вы плакали?
– Да, плакал. Когда не просто тренера, а твоего друга провожают, с которым ты провел бок о бок какое-то время... Мы с ним начиная с конца 96-го по 2001 год были неразрывны. Не было дня, чтоб мы не виделись. Мы отдыхать вместе ездили. Не было такого, чтобы я или мой брат, допустим, не поехали на выездную игру, чтобы мы не поехали с ним на сборы. Мы были вместе. Он был как член нашей семьи.
– Валерий Васильевич Лобановский вам снится?
– Нет, не снится. Я два раза в год приезжаю к нему на кладбище. У меня есть определенные даты: я о них говорить не буду. В день его рождения и день смерти как все, я подхожу к памятнику Валерию Васильевичу Лобановскому, кладу цветы. На кладбище, бывает, не езжу в эти дни, езжу в другие…