13 мая 2002 года, 19 лет назад, в возрасте всего 63 лет не стало великого тренера Валерия Лобановского. В его киевском «Динамо» разных времен, где собирался весь цвет футбольной Украины, играло не так много россиян — так, из золотого состава 70-х годов вспоминается лишь капитан обладателей Кубка кубков и Суперкубка Европы 1975 года Виктор Колотов из Татарстана. В команде, бравшей Кубок кубков в 1986-м, игроков из России не было вовсе.
А в «Динамо» второй половины 90-х и стыка веков, когда Лобановский создал свою последнюю грандиозную команду, дошедшую до полуфинала Лиги чемпионов, самую заметную роль из российских игроков сыграл Алексей Герасименко, продержавшийся там дольше соотечественников — Кормильцева, Яшкина, Серебренникова, Мамедова, Филимонова. Звездный футболист «Ростсельмаша», составивший блестящий треугольник с Дмитрием Лоськовым и Александром Масловым, отыграл в Киеве четыре года, четырежды стал чемпионом Украины и провел 23 матча в Лиге чемпионов. А после окончания карьеры много лет работал в системе «Динамо».
Мы встретились в Краснодаре, где сейчас живет Герасименко, и говорили, конечно, не только о Лобановском. Карьера у уроженца Таганрога и игрока сборной России (пусть в ней на его счету всего семь матчей и один гол), которому в прошлом декабре исполнилось 50, получилась пестрой и помимо Киева: Краснодар, Волгоград, Ростов, Ярославль... Но прежде всего, конечно, речь шла о киевском «Динамо» и ее тренере. На глазах Герасименко превращался в будущую звезду «Милана» Андрей Шевченко, сам он был ценим Лобановским за то, что без потери качества мог играть на четырех позициях, что и делал даже в ЛЧ. И о чем с удовольствием рассказал.
— Как вас из Ростова уже спустя шесть лет после развала СССР занесло в киевское «Динамо» к Валерию Лобановскому? — спрашиваю Герасименко.
— Валерий Васильевич много лет работал и дружил с Юрием Морозовым, который в тот момент работал на одной из руководящих должностей в «Зените». Именно от Морозова, знаю, пошли первые рекомендации насчет меня. Весь сезон 1997 года меня просматривал спортивный отдел киевского «Динамо». Алексей Михайличенко, помню, прилетал. В конце года позвали на переговоры в Киев, а команда уже улетела в Англию на последнюю игру в группе Лиги чемпионов с «Ньюкаслом».
Григорий Суркис при мне позвонил в Англию Лобановскому, передал трубку. Разговор был короткий, но очень конкретный: «Тебя зовут в клуб мирового масштаба, плюс приглашаю лично я. Что тебя еще смущает?» Впечатлило, что такой тренер лично хотел видеть меня в команде — и даже пригласил меня в Ньюкасл на игру. Тогда полететь не удалось, но уже через три недели я был в его распоряжении на сборах. После таких слов смутить не могло уже ничто.
— А что смущало прежде?
— Буквально перед Киевом я ездил разговаривать в донецкий «Шахтер», и вот там предложили действительно космические условия. В «Динамо» тоже было хорошо, но в два раза меньше. А до этого еще в «Спартак»...
— И красно-белые звали?
— Да, и я очень хотел в «Спартак». Но смысл был даже не в том, что там давали еще меньше денег, чем в Киеве. Каким-то не совсем профессиональным был подход со стороны московского клуба. Некоторые детали меня насторожили. Хотя мы с Григорием Есауленко приезжали в Тарасовку к Олегу Романцеву, общались. Интерес ко мне был, но, в отличие от «Шахтера» и киевского «Динамо», разговор был довольно расплывчатый, без конкретики.
— Не из-за этого потом Романцев не вызывал вас в сборную?
— Не думаю. Там одних только нападающих на место в команде претендовало человек десять. Олегу Ивановичу было из кого выбирать.
— Со «Спартаком» понятно, но почему вы в «Шахтер» не пошли? Только из-за Лобановского?
— Не надо забывать, что это был «Шахтер» старого образца — ни «Донбасс-Арены», ни базы. А в Киеве все уже было — плюс это столица, что немаловажно. Плюс Лобановский, плюс ежегодная игра «Динамо» в Лиге чемпионов, о которой я в Ростове мог только мечтать. «Шахтер» же на тот момент только выстраивался. Ринат Ахметов говорил со мной дважды.
— Тяжело ли было привыкнуть к знаменитым нагрузкам Лобановского? Будущий обладатель «Золотого мяча» Игорь Беланов рассказывал мне, что после прихода из одесского «Черноморца» на первом тесте Купера финишировал на круг позже остальных и думал, что его сразу выгонят.
— Поначалу было тяжело. Помню первый сбор в одном из его любимых мест подготовки, немецком Руйте. Готовились к четвертьфиналу Лиги чемпионов с «Ювентусом». В день — по три тренировки. В шесть утра нас будили на зарядку, еще темно было. В 6.30 с тренерами, бывшими знаменитыми игроками Анатолием Демьяненко и Алексеем Михайличенко, выходили на кросс. Вторая тренировка начиналась в 10.30. А вечером — либо третья, либо игра. Ощущение было, что тренируешься круглосуточно.
Одно время закрадывались мысли, что это не мое и надо идти куда-то в другое место попроще. Но, подумав и стиснув зубы, продолжил работать. И это принесло плоды — все сезоны у Лобановского чувствовал себя очень хорошо и практически не уставал. В чемпионате Украины вообще мог играть три тайма. Ко всему привыкаешь!
Кто-то, конечно, не выдерживал. Помню, как в Киев приехал Александр Глеб, пробыл три дня и свалился так, что его поднять не могли. После чего уехал. Ему тогда было лет 18-19, и он просто физически не смог. И блевали люди, и в снег, помню, Каха Каладзе падал. 2 января бежали тест Купера, у него закружилась голова, и он упал в снег.
— И что было дальше?
— Его чуть протерли — и дальше побежал. Выдержал, поиграл в Киеве и уехал в «Милан» Лигу чемпионов выигрывать. Оно того стоило. Отбор у Лобановского был жесточайший. На первые сборы приезжало 50-60 человек, три поля были заняты, все бегали-прыгали. Кто-то выдерживал, другие уходили.
— Много разговоров ходило про киевскую фармакологию. Но никто никогда не попадался.
— Даже не хочу скрывать — мы пили таблетки. Бывало, меня от них на тренировках почему-то тошнило. Но раз пять-шесть после них я был на допинг-контроле, и он ничего не показывал. Наверное, это была какая-то витаминизация. У нас было по три игры в неделю, надо было восстанавливаться, и без этого было сложно.
— Вы постоянно принимали эти таблетки?
— Иногда да, иногда нет — мне они не очень, как сейчас говорят, заходили. А некоторые, наоборот, «сидели» на них. Но факт в том, что ни один допинг-контроль ничего не показал.
— Были в команде люди, которые эти таблетки втайне выбрасывали в унитаз?
— Каладзе. Мы жили в одном номере, и я видел, как они там плавали, почему-то не смывались. Видимо, он был такой не один. У нас было три тренера по физподготовке, и как-то раз, помню, они говорят: «Ребята, просим вас — не выбрасывайте эти таблетки. Они очень дорогие, мы их в Германии покупаем. Не хотите их пить — отдавайте нам». После этого мы с Кахой стали поступать именно так. Не было такого, чтобы кто-то засовывал их тебе в рот. Считалось, что это твое восстановление, и никто не заставлял их употреблять.
— С Каладзе, видным грузинским политиком, отношения поддерживаете?
— Последний раз виделись, когда играли за ветеранов киевского «Динамо». Он был тогда еще не мэром Тбилиси, а вице-премьером грузинского правительства. Мы в хороших отношениях, но Каха сейчас в таком статусе, что, наверное, не всегда ему можно позвонить и пообщаться. Да и неудобно — понимаешь, насколько занятой человек.
— Меня поражала степень невозмутимости Лобановского. Например, в решающем матче второго группового этапа ЛЧ-1999/2000 c «Реалом» на «Бернабеу» Деметрадзе делает счет 2:1 — так на лице тренера не дрогнул ни один мускул!
— Киевляне предыдущих поколений говорили, что сильно боялись Лобановского, при этом большинство считало его человеком хоть строгим, но справедливым. А у вас страх перед ним тоже был?
— Схитрить Лобановский мог?
— А почему хотели уехать?
— Семья не протестовала?
Болельщики в Киеве были феноменальные, они полностью соответствовали уровню одной из лучших команд в Европе. В каком-то году играли финал Кубка Украины с киевским ЦСКА — и на матч пришли 73 тысячи зрителей! Понимаю, если бы соперником был, допустим, «Шахтер», но такое... И зрители гнали нас вперед, и сама команда всегда была готова на высшем уровне, и клуб находился в очень хорошем финансовом состоянии, и база фантастическая: семь этажей, три из них — только для медицины.
— Главный тренер «Шинника» Александр Побегалов, у которого вы играли после Киева, в «Разговоре по пятницам» говорил: «Валерий Васильевич очень уважал Герасименко». Вы это чувствовали?
— Он любил универсалов — еще со времен Владимира Бессонова, а то и раньше.
— Пришли вы в Киев нападающим, а стали — центральным защитником. Да еще по диковинной схеме с двумя либеро, внедренной поздним Лобановским. Что это было?
— Как-то он вызвал меня поговорить: мол, в чемпионате Украины все против киевского «Динамо» наглухо закрываются, играют низко, и если эту оборону не взломать в начале игры, то пробить ее очень тяжело. Задумка с двумя либеро на самом деле при обороне была игрой в линию, которую уже чуть позже стали использовать все. Но Лобановский, как обычно, все предвидел.
А объяснял он всегда так, что люди все понимали и не нервничали. Бывали и другие тренеры, у которых происходило по-другому, — фамилий называть не хочу, поскольку сам пришел в эту профессию и корректной такую критику коллег не считаю. Но у Лобановского команде все было ясно от «А» до «Я». Он не нагнетал обстановку, а очень доходчиво объяснял всем и каждому, что нужно делать на поле в конкретный день.
Важным в этой идее были мои подключения из глубины. Соперник сидит низко, все вроде бы перекрыты — и тут я врываюсь, кого-то на себя вытягиваю, и нам становится легче на каком-то участке разыграть лишнего. Защитников в этот момент оставалось трое, а при потере я опускался — и снова было четверо. Попробовали, кажется, в Запорожье, Лобановскому понравилось — я схватил идею на лету, мне не надо было долго объяснять. И потом много раз прибегали к этому варианту. Центральных защитников для такой модели у нас было трое — играл либо с Головко, либо с Ващуком.
— Трудно было заставить себя перейти в защиту после атаки?
— Абсолютно нет. После какого-то периода в «Динамо» я уже находился в таком состоянии, что мог сыграть на любой позиции. Тренировочный процесс у Лобановского был выстроен так, что ты независимо от позиции, на которую тебя ставят, выполнял определенные требования. Не могло быть такого, что, допустим, скажут: «Герасименко, сегодня сыграешь опорного», — и ты за голову хватаешься.
— Но как Лобановскому это удавалось?
— Есть великие люди, которые что-то предвидят.
— Для этого даже слово придумали — визионеры.
— Да. Он, наверное, из их числа. В атаке позволял импровизировать, хотя если ты схватил мяч и побежал всех обыгрывать — это было непозволительно. Но разве это мешало Шевченко, Реброву, Белькевичу забивать красивейшие голы? А в обороне должен был быть строгий порядок, и каждый в команде знал свой маневр.
— Бывали случаи, когда Лобановский орал?
— Максимум — был громкий подсказ. Вообще же одной из отличительных черт Валерия Васильевича было то, что он никогда не орал и не грубил. С теми, с кем не хотел работать, он просто спокойно прощался. Вызывал, пожимали друг другу руки — и все. А его индивидуальные беседы в мое время были разговорами старшего товарища с младшим.
Игорь Рабинер