Забута революція. Частина 3

(публікується мовою оригіналу)

Летом 1883 года Престон Норт Энд сделал главный шаг к тому, чтобы на ближайшие годы овладеть неофициальным званием сильнейшей команды Британии. За этим чуть ли не мгновенным преображением из простого ланкаширского клуба в одного из лидеров национального футбола стоял их председатель Уильям Саделл, сам некогда увлеченный спортсмен, а теперь успешный бизнесмен и просто известный в городе человек.

Три года назад спортивный клуб Престон Норт Энд стал в том числе и футбольным именно по инициативе Саделла. Видя, как другие команды графства неплохо зарабатывают на игре, как они усиливают свои составы шотландскими и не только мастерами и добиваются определенного успеха, Билли решил не отставать, а сразу вырваться вперед. Всего за несколько недель, которые предшествовали сезону 1883/84, из Шотландии в Престон проследовало семеро отличных футболистов, призванных поднять клуб на новую ступень. Результат не заставил себя долго ждать, причем не только в товарищеских встречах – в дебютном для себя розыгрыше Кубка Англии Норт Энд сразу добрался до четвертого раунда. Но все складывалось уж слишком хорошо.

Матч на Дипдейле 19 января 1884 года против столичного Аптон Парка закончился вничью 1:1, что означало переигровку. Однако на следующее утро в клуб пришло письмо, датированное, что интересно, 18 января. Автором его был секретарь Футбольной Ассоциации Чарльз Олкок, сообщивший о протесте, который подали представители Аптон Парка, утверждавшие, что в Престоне футболистам за игру платят деньги. Это говорило лишь о том, что клуб может быть исключен из Кубка Англии и из самой Ассоциации согласно пункту №16 правил ФА:

«Любой член клуба, получающий вознаграждение или компенсацию, которые превышают его реальные расходы и заработную плату, фактически потерянную за время участия в каком-либо матче, должен быть отстранен от участия в Кубке, встречах между сборными Ассоциаций или национальными сборными, а клуб, за который выступает этот игрок, должен быть исключен из Ассоциации».

Необходимость так сурово наказывать команды за отход от аматорских канонов игры назрела в ФА чуть больше года назад, когда собственно и началась полномасштабная борьба с профессионализмом. Подкомитет, созданный в октябре 1882-го, в свою очередь организовал комиссию, которая должна была заняться сбором доказательств нечистоплотности ланкаширских команд, главных возмутителей спокойствия. Господа трудились несколько месяцев, но так ничего и не нашли. Скрытный характер выплат и очевидно грамотная работа клубных секретарей над отчетностью сделали свое дело.

В регионах, конечно, тоже не сидели сложа руки. В начале 1881 года Шеффилдская ФА отстранила от футбола известную команду Зулусов, которая играла благотворительные матчи в помощь семьям участников Англо-зулусской войны и подозревалась в получении доли со сборов. Некоторое время спустя такие запрещения привели к переезду нескольких местных футболистов в ланкаширские клубы. А осенью 1883-го уже Бирмингемская Ассоциация дисквалифицировала троих своих игроков – Альфа Джонса (Уолсолл Свифтс), Денниса Ходжеттса и Томми Грина (оба – Сент Джорджс), – позволивших себе подзаработать в Ланкашире.

Напряжение росло и в клубной среде. В январе 1883 года перед матчем с Уэнсдэй в третьем раунде Кубка Англии Ноттингем Форест взялся утверждать, что полузащитник соперника Артур Малпасс некоторое время назад малость обогатился, играя за Шеффилд Уондерерс в Болтоне, что тоже в Ланкашире. Тем не менее, кубковый поединок состоялся и завершился вничью 2:2, однако ноттингемцы не успокоились. Вскоре они были замечены в Шеффилде, где предлагали вознаграждение за информацию, подтвердившую бы, что несколько футболистов Уэнсдэй пополнили состав команды незадолго до матча (конечно, не за спасибо). В итоге Форест уступил в переигровке 2:3 и обратился в ФА, но и там потерпел неудачу.

Дальше – больше. На старте сезона 1883/84 в ланкаширской прессе появилось письмо нападающего Блэкберн Олимпик Джимми Костли, поведавшего о своей встрече с Джоном Льюисом и Уолтером Даквортом из Блэкберн Роверс. По словам Костли, за переход к ним ему предлагали долю сборов с матча против Ноттс Каунти и почти гарантировали место в сборной страны и графства, в комитетах которых у них были связи.

Уже в ноябре дошло до более жестких мероприятий, когда Дарвен нажаловался в Ассоциацию на Черч и Аккрингтон. Главной мишенью протестовавших стал Джеймс Бересфорд, бывший форвард дербиширского Стэйвли. Он был капитаном Черча в игре против Дарвена в первом раунде Кубка Англии, а потом еще успел сыграть один матч за Аккрингтон. Этим последним фактом и оперировали дарвенцы, заявляя, что Бересфорд получил определенную сумму от человека, прямо с Аккрингтоном не связанного, чтобы нападающий остался в клубе. Сам по себе этот случай доказать было сложно, но секретарь и казначей Аккрингтона были в курсе произошедшего, поэтому ФА хватило оснований исключить клуб из своих рядов и заодно из Кубка Англии, а Бересфорда наградить годичной дисквалификацией.

Газеты и книги могут предложить еще немало историй схожего плана, чего-то кардинально, правда, не изменивших. Кульминация этой серии разоблачительных и карательных операций наступила вечером 26 января 1884 года, когда делегация из Престона во главе с Билли Саделлом предстала перед комитетом Футбольной Ассоциации. Дело рассматривалось в павильоне Кеннингтон Овала, главного футбольного стадиона страны. Итогов трехчасовых слушаний было три: Аптон Парк не подавал протест против Престона (и даже оплатил своим недавним соперникам поездку в Лондон); Саделл на перекрестном допросе откровенно признал, что его клуб возит к себе шотландцев и дает им работу; Престон отстранили от участия в Кубке Англии и лишили членства в ФА.

До сих пор остается непонятно, кто же все-таки оказался доносчиком, если не Аптон Парк? Какой-нибудь «обворованный» шотландский клуб или может быть один из недовольных ланкаширских конкурентов? Впрочем, этой наводки хватило, чтобы ФА хорошенько подготовилась и нанесла плотный удар по профессионализму. Главным затейником здесь выступил Николас Джексон, помощник секретаря ФА, который, насколько известно, и занимался в Шотландии сбором доказательств против Престона. Дисквалификация Норт Энда естественно вызвала негодование, ведь если они виноваты, то остальные ничем не лучше. Корреспондент Preston Herald в подтверждение этого приводил любопытные цифры: в Бернли – 8 приезжих игроков, в Холлиуэлле – 10, а в Болтоне – вообще 14.

В Ассоциации не было единого мнения насчет профессионализма, но большинство все же относилось к нему негативно. Кто-то ратовал за то, что деньги уничтожат самую суть футбола – из простого развлечения, укрепляющего тело и дух, он превратится в борьбу за победу любой ценой. Кто-то опасался коррупции – начнется игра на ставках, появятся заинтересованные в сдаче матчей и все такое (хотя с крикетом подобного не случилось). Кто-то боялся потерять давно нажитые позиции – сложно было испытывать радость, когда ланкаширцы, которые в футболе без году неделя, за счет денег начали побеждать и выходить на ведущие роли.

Возможно, первым, кто стал считать приход профессионализма неизбежным, был секретарь ФА Чарльз Олкок. Много лет параллельно работая в Суррейском крикетном клубе, он регулярно контактировал не только с любителями, но и с профессионалами, поэтому был уверен, что при должном контроле никакого серьезного вреда футболу нанесено не будет. На ежегодном всеобщем заседании ФА 28 февраля 1884 года он предложил на суд коллегам свой довод о том, что «время для легализации профессионализма пришло», но из 200 делегатов его поддержали ровно трое. Зато почти все согласились с Николасом Джексоном, который выступил с инициативой организовать новый подкомитет для более тщательного изучения вопроса.

Свой отчет этот мини-коллегиальный орган представил 24 июня, после чего стало понятно, что легкой жизни нарушителям ждать не стоит. Теперь возмещать игрокам потраченное на игру в футбол (но не на тренировки) рабочее время позволялось только раз в неделю, а в качестве доказательств секретари клубов должны были хранить расписки и при надобности передавать их комитету Ассоциации. Футболистам же из других стран и регионов требовалось прожить минимум два года там, где выступает команда, чтобы получить возможность играть за нее. И напоследок ФА обзавелась правом запрашивать у любого клуба или футболиста все необходимые ей документы.

За все это комитет Ассоциации от всей души поблагодарил Николаса Джексона и презентовал ему замечательный чайно-кофейный сервиз и набор ножей для рыбы, вместе стоившие 52 фунта 10 шиллингов. По тем временам за такие деньги можно было целый год снимать приличную квартиру в Лондоне или провести домой трубы с горячей водой, сплавать первым классом до Нью-Йорка и обратно или купить ящиков 15 ирландского виски. Впрочем, для хорошего человека ничего не жалко.

Принятые ограничения во многом стали личной победой 35-летнего Джексона, при всем уважении к сервизу и ножам. Он являлся убежденным сторонником аматорства, занимался журналистикой и организацией матчей. В 1882 году Николас основал знаменитый Коринтиан, клуб, ставший оплотом любительского футбола, игроки которого на равных противостояли профи, а к Джексону относились почти как к отцу. Однако, несмотря на всю успешность проделанной работы, его как минимум консервативные взгляды всего через несколько месяцев претерпели некоторые изменения.

Ассоциация не сошла со своего реакционного пути и продолжала действовать вроде бы методично и четко. К 6 октября 1884 года подкомитет подготовил еще один набор ужесточающих правил, а единственным актом милосердия стало возвращение Престона в Ассоциацию. С этого момента правило №25 под угрозой исключения из ФА запрещало любому клубу встречаться с командами (из ФА или нет), где есть профессионалы. В этой связи Ассоциация решила после каждого своего собрания рассылать клубам списки футболистов, имеющих разрешение выходить на поле. А чтобы эти списки составлять она ввела правило №27. Согласно его тексту, клубы должны были заполнять специальные формы по всем своим игрокам, приехавшим из других стран и графств: имя, род занятий, зарплата, длительность проживания, предыдущее место жительства, включая род занятий и зарплату, причины смены места жительства.

«С утра понедельника ланкаширские клубы охватил жутчайший страх», – писала болтонская Football Field. Если от необходимости двухлетнего ценза оседлости и правила №27 страдали те, кому положено, то 25-й пункт ударил по всем сразу. Он напрочь рушил уже составленные клубами календари товарищеских матчей, которые тут же пришлось отменять. К примеру, законопослушный Дарвен вынужден был пропустить шесть игр подряд и соответственно потерять немало денег. С аналогичными трудностями столкнулись и все остальные, но далеко не все стали их терпеть. Особую непримиримость продемонстрировали несколько совсем небольших, но отважных ланкаширских клубов, которые к концу октября привели английский футбол в состояние кризиса.

На своих собраниях в Блэкберне и Болтоне они решили не признавать правило 25, поскольку ФА, что правда, не имела права вмешиваться в проведение товарищеских матчей (только кубковых), отказались заполнять высланные Ассоциацией формы по приезжим футболистам, а семь клубов добровольно вышли из розыгрыша Кубка Англии. Пиком этой радикальной деятельности стало основание Британской Футбольной Ассоциации, членство в которой к 30 октября имели 25 клубов (ее стартовый капитал по забавному совпадению составил 52 фунта 10 шиллингов).

К сожалению, ограниченное количество информации и воспоминаний участников тех событий просто не позволяет историкам заняться их детальным изучением. Потому трудно сказать, какую же все-таки цель преследовали руководители БФА – серьезно ли хотели создать альтернативу Футбольной Ассоциации или просто устроили показательную акцию? Десять лет спустя та же проблема привела к расколу Союза Регби и основанию Северного Регбийного Союза. Прошло сто лет, прежде чем Союз Регби легализовал профессионализм, тогда как их оппонент давно уже изобрел свою разновидность игры – регбилиг. Весьма интересно, как бы повернулась история, останься ФА при своем, но БФА, к чему бы она не стремилась, сумела изменить ситуацию.

Сначала встрепенулась Ланкаширская ФА, чьи клубы стали активно примыкать к новой организации. Затем усилиями своего секретаря Ричарда Грегсона она убедила комитет ФА приостановить действие злосчастного правила №25. А тот в свою очередь к 1 декабря положительно проголосовал за резолюцию о том, что было бы «целесообразно легализовать профессионализм на строгих условиях» и приложил к ней девять новых правил, принятие которых намечалось на всеобщий съезд делегатов через полтора месяца. Враждебный настрой наконец-то разбавили духом компромисса.

Вечером 19 января 1885 года знаменитая таверна Фримэйсонс, роддом ФА, снова вызвалась стать местом проведения важнейших мероприятий. За неделю до этой даты руководство БФА, видимо приблизившись к своей цели, решило расформировать организацию в случае удачного исхода заседания.

Для этого резолюция должна была получить две трети голосов более чем двух сотен собравшихся, но задача была не из простых. Это стало понятно, когда предложение Грегсона принять все сразу, поддержанное Олкоком, было отклонено большинством. Секретарю ФА, как и год назад, пришлось выносить резолюцию на рассмотрение. Он поделился своим мнением о том, что профессионалы есть везде и что ничего плохого от них не будет. За два дня до этого состоялся устроенный им матч между Престоном и Коринтианом, целью которого было как раз показать, что «профессионалы играют без всякого злого умысла и что любители совсем не против с ними соревноваться».

Николас Джексон за время, минувшее с прошлого июня, остудил свой пыл и, вероятно, понял, что силовые методы в этом вопросе бесполезны. Он согласился с Олкоком, но тут настало время оппозиции. Президент Бирмингемской ФА Чарльз Крамп поднялся со своего места и отверг резолюцию. По его мнению, профессионализм убьет футбол, а нынешних правил ФА вполне достаточно, чтобы ему противостоять. Он утверждал, что эта зараза окажет пагубное влияние не только на игру, но и на людей – профессионал ничего не делает, а только продает себя тем, кто платит больше, и через пять лет он будет ни к чему не годен. Мистер Крамп был уверен, что честной игре придет конец и все сведется к тому, что богатые клубы будут бороться за самых талантливых, маленькие клубы будут терять лучших игроков и возможность на равных конкурировать с остальными, а футболисты будут играть на ставках и сдавать матчи. Великое предсказание.

Убеждения Чарльза Крампа сформировались давно. Он был одним из десяти детей в семье, жившей в шропширской деревушке Кингслэнд. После того как они транзитом через Шрусбери обосновались в Вулверхэмптоне, Чарли устроился на Большую Западную железную дорогу, где и начинал играть в футбол. Он отдал компании почти всю жизнь, став ее управляющим и, что называется, сделав себя сам, поэтому всегда считал, что мужчина должен зарабатывать на жизнь трудом, но никак не футболом.

Уильям Саделл, можно сказать, был того же пошиба, что и Крамп. Он тоже далеко не сразу стал руководить хлопкопрядильной фабрикой, начиная с низов. Но если для Крампа футбол виделся только лишь способом расслабиться после работы, то для Саделла это был бизнес. В своей длинной речи он предложил комитету взглянуть на проблему практически. Билли сказал, что если поток иностранных игроков еще можно перекрыть, то подавить игру за деньги уже не получится: «Джентльмены, в Престоне – все профессионалы, но если вы откажетесь от легализации, то они станут любителями. Мы все станем любителями, и вы не сможете доказать обратное».

Повышая градус дебатов, Саделл смело заявил, что готов представить свидетельства того, что футболисты, недавно игравшие в Ланкашире как профессионалы, сейчас выступают в Бирмингеме и Шеффилде как любители, и руководства местных Ассоциаций наверняка знают об этом. По его словам, сборы с матчей там гораздо выше, чем в Ланкашире, после чего он резонно спросил: «Куда уходят деньги?» Такие неприятные обвинения естественно спровоцировали недовольный гул, но потом председатель Астон Виллы Уильям Макгрегор встал и честно признался, что профессионализм в Западном Мидлендсе есть, хотя всего за несколько дней до заседания Чарльз Крамп уверенно отрицал это.

Напряженная дискуссия продолжалась выступлениями всех желающих, которые привезли с собой свои собственные мнения из Бирмингема, Ноттингема, Шеффилда и Болтона. Томас Лоури, представлявший Шотландскую ФА, привез с собой сообщение о том, что в его стране профессионализм вне закона, что их Ассоциация с беспокойством наблюдает за попытками его легализовать и решительно хочет прекратить отъезд своих игроков. Еще он прихватил и зачитал телеграмму от Ллевелина Кенрика, «отца валлийского футбола», который поддержал вышеизложенную точку зрения, написав, что профессионализм, из-за которого они уже потеряли четверых своих лучших игроков, разрушит футбол.

Наконец, когда беседовать уже было невмоготу, когда начали раздаваться возгласы «голосуем! голосуем!», долгожданная процедура стартовала. Итог был таков: 113 – «за», 108 – «против». Резолюция не прошла.

«Никаких результатов это великое собрание ни принесло, куча времени и тревог – все впустую, да и комитет поставил себя в неловкое положение», – резюмировала Glasgow Herald.

Невооруженным взглядом было сложно заметить, что в ближайшие недели отношение многих клубов к профессионализму стало положительно меняться. Помимо откровенного заявления Уильяма Макгрегора, на это главным образом повлиял Ричард Грегсон. Член комитета Блэкберн Роверс и фотограф по профессии, Дик был хорошим оратором и весьма исполнительным джентльменом. На осенних собраниях ФА он лично убедился, какую важность имеет количество голосующих, далеко не всегда собиравшихся в полном составе. Именно его стараниями несколько игроков Престона, оставшихся в столице после матча с Коринтианом, получили возможность голосовать на январском заседании от имени не представленных ланкаширских команд. И именно его колоссальная работа перед мартовским всеобщим собранием ФА чуть не привела к желанной легализации.

Невзирая на то, что к 23 марта Грегсон «нашел» 86 голосов, «второй акт популярнейшего фарса «Профессиональные сложности», как назвала тот съезд Football Field, успеха сторонникам профессионализма не принес – 106-69. При этом, конечно, позиции защитников аматорства нехило ослабли. Если в январе Уильям Пирс Дикс из Шеффилдской ФА едва не протолкнул новые репрессивные правила (125-68), то сейчас ему ничего не оставалось, как предложить создать очередной подкомитет. Пускай эту меру и приняли, но похожа оная была скорее на попытку оттянуть неизбежное.

Как оказалось впоследствии, в марте была введена одна очень важная поправка – теперь на заседаниях могло присутствовать не более одного члена от каждого клуба. Поэтому в июле подкомитет представлял свой отчет всего перед 47 делегатами (от каждой региональной Ассоциации и от разных клубов), прибывшими в лондонский отель Андертонс (на снимке), что на Флит-стрит. Желания произносить какие-то лишние слова или заниматься какими-то лишними делами уже никто не выказывал. Джентльмены сразу перешли к голосованию: 35 – «за», 5 – «против», и семеро воздержавшихся. Профессионализм легализовали. Решающее собрание продолжалось 10 минут, но чтобы к нему прийти потребовался ни один месяц, и даже ни один год.

С 20 июля 1885 года английские футболисты официально разделились на любителей и профессионалов. Первыми назывались те, кому клубы платили не больше того, что потрачено на гостиницу и проезд, а вторыми – те, кто получал зарплату за свою игру. Тем не менее, профессионалов здорово ограничили в правах. Им запретили состоять в комитетах местных и национальных Ассоциаций, обязали ежегодно регистрироваться в ФА, в течение сезона играть только за один клуб и прожить минимум два года в радиусе 6 миль от клубного стадиона, чтобы получить возможность играть за команду и сборную своей Ассоциации (в сборную страны отбирали индивидуально). Но главным все же было то, что их признали и приняли в этот непростой футбольный мир.

В последующие десятилетия историю этой борьбы часто излагали как противостояние аматоров и профессионалов, среднего и высшего класса, Севера и Юга или как-то еще. На деле же истина ближе к тому, что эти события творили не социальные и географические различия, а отдельные личности – Чарльз Олкок, Уильям Саделл, Николас Джексон, Чарльз Крамп, Ричард Грегсон и многие другие. Каждый со своими достоинствами и недостатками, характером, жизненным опытом и взглядами, которые они отстаивали до конца. Футбол, конечно, не переменился в одночасье, но благодаря ним сумел избежать раскола, пережить свой непростой переходный возраст и сделать еще один шаг вперед.

Антон Горовик